Через полчаса после окончания операции нас, всех троих сестёр, запустили в реанимацию, глянуть на маму и убедиться, что всё в порядке. Вспомнилось, сколько конвертов и шоколадок было роздано в какой-то московской больнице, чтобы попасть в реанимацию к бабушке хоть на минуту.
Для человека после шестичасовой операции с тысячью трубок из всех естественных и некоторых искусственных отверстий мама смотрелась очень бодро.
Врач рассказал, что после введения наркоза началась аллергическая реакция и ещё много разных слов, из которых следовало, что высока вероятность осложнений на легкие.
Вместо положенных по регламенту суток в реанимации мама побыла в три раза больше. А потом ещё двое суток в палате интенсивной терапии в отделении. Три недели в общей сложности врачи боролись с непослушными мамиными легкими, а мы с сестрами по очереди жили в больнице, боясь оставить маму в таком состоянии.
Могу сказать, что если бы не необходимость находясь в больнице болеть или, что ещё хуже, наблюдать за страданиями родного человека, пребывание там можно было бы сравнить с отдыхом в неплохой гостинице. Чистота, вид на Тель-Авив из окна, куча ресторанчиков вокруг, два кафе внутри больницы, книжный магазин, газеты бесплатные, телевизор, вай-фай. Кормежка совершенно убойная, с возможностью выбора основного блюда, причем персонал предлагал добавить что-нибудь для сопровождающего, но нам даже мамину порцию доесть вдвоем не удавалось.
Всё же есть специфический запах больницы, я даже не сразу узнала его, чистый аромат человеческих страданий, без примеси хлорки и испражнений. Под конец я выходила просто пройтись взад-вперед по улице, пока мама дремала, стены давили уже почти физически. Хотелось побыть среди людей, у которых ничего и никто не болит. 
Но какое же счастье, что мы смогли быть с мамой там столько, сколько хотели! Что хотя бы на тюрьму здесь больница не похожа. Что здесь нет списка запрещенных к передаче продуктов и в наши сумки смотрела охрана исключительно с целью проверки на терроризм, а не на кусок гипотетический колбасы, которую нельзя приносить свободному совершеннолетнему человеку.

Сейчас я работая нянечкой совсем в другой больнице, не частной, с условиями попроще, без телевизоров, журналов и панорамных окон. В моей больнице - о, ужас - не везде свежий ремонт. И еда попроще. Но это тоже больница, а не тюрьма.

Операция

(Снова копия из ЖЖ)
С того момента, как мы услышали о необходимости операции, стало понятно, что прежняя жизнь закончилась в любом случае. Если мама откажется, то каждую минуту будет ждать остановки сердца, а если согласится - за благополучный исход такого вмешательства ни один врач не может поручиться, а при таком богатом анамнезе - и подавно.
Мама решилась очень быстро, операция была назначена на следующую неделю. Я, конечно, понимаю, что плановое вмешательство всегда лучше экстренного, но тем не менее наблюдать за близким человеком, которому вот-вот с неизвестным исходом располосуют грудину - удовольствие то ещё, что ощущала при этом сама мама - боюсь даже представить.
Кардиолог успокаивал нас, говорил, что операции такого типа здесь поставлены на поток, через пять дней маму выпишут, хирург будет великолепный, всё непременно будет хорошо. Он предложил нам клинику Ассута, это частная больница с филиалами по стране, наш находился в Тель-Авиве. Из-за того, что больница негосударственная, личное участие (сумма, которую больной платит из своего кошелька) оказалось довольно ощутимым, 1780 шекелей, так-то операция такого рода входит в корзину здравоохранения. Но Ассута произвела на нас впечатление уже во время стентирования и решили не искать от добра добра.
Нам дали телефон оперирующего врача, с его секретарем мы обговорили окончательную дату (выпавшую точно на мамин день рождения) и получили приглашение на передоперационную встречу. Это значит, что за пару дней до операции мы приехали в больницу, где познакомились с анастезиологом, завотделением, медсестрой, объяснившей, как готовиться и что принести, сдали некоторые анализы. Госпитализируют за 8-10 часов до операции, соответственно, маму с вечера на утро.
Напуганные паническими нотками в наших голосах, из Москвы прилетели сестры. Провожали маму целой делегацией: мы, трое девок, и водитель-в-случае-чего-переводчик моя подруга Настя. Полная машина нервничающих женщин.
Поскольку в Ассуте круглосуточное посещение, поэтому средняя сестрица осталась с мамой до порога операционной, поспав в прикроватном кресле, которое показалось довольно удобным. Ох уж это кресло!
На следующее утро мы с другой сестрой приехали в больницу. Операция должна была продлиться от 3 до 6 часов. На третьем этаже есть большой зал ожидания, на стенах которого висят мониторы с информацией где какой больной. Там также есть телевизоры, газеты, диванчики, автоматы с чаем-кофе-снеками и балкон, где можно курить.
Девочки на иврите не читают, поэтому я одна выискивала глазами мамино имя в списке, снова и снова видя рядом "операционная". Прошло три, пять, шесть часов. Мамино имя исчезло из списка. С железным лицом я ждала обновления, надеялась, что просто пропустила его. Нам же сказали, что после операции описание изменится на "реанимация"! Ничего не должно было пропадать. Если только.. Если только. Убедившись, что имени нет в списке, я предложила девочкам подойти к даме на рецепции, потому что какая-то фигня с табло.
Дама проверила по своему списку и спокойно сообщила что такая-то такая-то в реанимации, и что доктор нас искал минут десять назад, чтобы сказать, что всё хорошо.

Опять получилось много букв и мало времени, заключительную часть о пяти днях в больнице превратившихся в три недели, напишу попозже.

Мама и медицина

(Скопировано из уютненькой)
 После двух гостеваний у нас, в январе, мама приняла решение о переезде. Совпало много разных факторов: назревающие проблемы со здоровьем, климат, то, что сейчас только у меня из трех дочерей маленькие дети, ну и тяга к перемене мест, чего уж там.
В Москве мама метнулась к консулу, получила визу и - вуаля - в конце марта была уже здесь. Две недели мы оформляли документы, снимали квартиру, улаживали все формальности, я снова прошла этот путь, только уже в качестве сопровождающего, переводчика и со знанием дела.
Потом мы решили дойти до врача. Маму беспокоили странные боли в груди при ходьбе, очень похожие на симптомы стенокардии. Врач дал направление к кардиологу на тот же день. Мы удивились, я ожидала что все будет проходить по-израильски неспешно. Кардиолог посмотрел маму, поцокал языком и дал нам направление на процедуру, которая на иврите называет "Цинтур", а по-русски "стентирование". Суть её заключается в том, что через маленький разрез на запястье с помощью трубок врач доходит до коронарных сосудов сердца, делает видеозапись проблемы, и, при необходимости и возможности, расширяет их в тот же момент, оставляя в проблемных местах стенды, мешающие сосудам сузиться обратно. Человек через два часа выходит из клиники на своих ногах, болезнь какое-то время его не беспокоит.
В мамином случае необходимость была, диагноз подтвердился. Не было возможности. Сосуды забиты так сильно, что стентирование провести невозможно. Необходима операция шунтирования, для создания "обходных путей" в местах закупорки. На открытом сердце.
И необходима она была "уже вчера", судя по тому, как засуетились врачи.
Тут надо пояснить, как работает медицинская система здесь. Каждый гражданин является членом больничной кассы - компании обязательно медицинского страхования. Их тут четыре, и у каждой есть свои ярые поклонники и наоборот. Часть ежемесячного налога (прогрессируещего, кстати) уходит автоматически на медицину. За дополнительные деньги непосредственно больничной кассе, человек получает расширенную программу медицинских услуг: бесплатные консультации у профессоров, расширенный перечень лекарств со скидкой, ведение беременности с большим количеством проверок и так далее.
Попасть к терапевту и гинекологу можно по записи довольно быстро, в срочных случаях для нас всегда находился свободный вот прям щас врач. К специалистам - только по направлению от терапевта, к редким и востребованным очередь, которая может растнуться месяца на три. Также, по общем мнению выходцев с постсоветского "насморк в Израиле лечить не умеют", т.е. прийдя к врачу с простой проблемой, после беглого осмотра, в большинстве случаев оказываешься с рецептом на Акамоль (парацетомол) и традиционным советом пить больше жидкости.
Поэтому суетящиеся врачи - знак того, что дело пахнет керосином.

Припадок графомании

После двух постов в уютненькой решила и сюда написать.
Люди в мире делатся на две категории, как говорил герой Цоя в умеренно-культовом фильме Игла.
Репатрианты из России в Израиле на три: одни устраиваюся быстро и успешно, продолжая деятельность по привезенной из страны исхода профессии, другие возвращаются через месяц, год или три, или едут дальше по поверхности шарика, третьи работают "по случаю" ожидая шанса, оголтело учась или смирившись с необходимостью и новой жизнью на новом посту.
Все надеются попасть в первую категорию, и мы тоже, но надежда - глупое чувство, и эта фраза выцарапана под нежной моей кожей в списке любимых цитат.
Поэтому при переезде мы рассматривали разные расклады, но жизнь оказалась хитрее, как всегда.
По содержанию предыдущих серий вам известно, что я счастливый обладатель мужа (автоматического тестировщика) и юридического диплома шарашкиной конторы, который здесь планировалось пустить на туалетную бумагу и во что-нибудь переучиться.
Полгода мы грызли гранит ульпана вместе, потом я продолжила, а Максим начал искать работу. Все начиналось черезвычайно оптимистично: звонки, собеседования, вторые собеседования. Он слал резюме только на интересные вакансии, не сомневаясь, что на неинтересные всегда успеет. И вдруг что-то случилось в небесной канцелярии и звонки от работодателей прекратились. Вообще. И деньги от государства практически прекратились.
Я пошла работать метапелет. Перестала оплачивать уроки французского для сына деньгами, стала помогать учительнице по хозяйству. Максим стал судорожно искать хоть какую-то подработку.
Из России мы думали так: понравится - останемся, не понравится - вернемся. На деле
оказалось, что понравилось настолько, что думать о возвращении тошно почти физически, при этом вопрос дальнейшего выживания стоит чертовски остро, так как существуем мы на
деньги, которые приносит нерегулярная Максова подработка, моя работа на четверть ставки, ну и доход от квартиры в Нерезиновой.
Такая фигня.
На данный момент живем по принципу "война план покажет", я собираюсь пробовать поступать на программу переквалификации  в медсестрицу, в июне экзамен.
А ещё моя матушка репатриировалась, об этом, а также о моих впечатлениях об израильской медицине - с следующих сериях. Попробую не пропадать.